Встречи.
Главная страница

Записки психиатра
Заглавная страница.

Сука.
Заглавная страница

-3-

Доктор Кирилл Штайн приходил на работу часам к 10 – по закону рабочий день начинается в 8-30 и сидел в гордом одиночестве в личном кабинете. Каким-то не совсем понятным образом у доктора Штайна набралось около 6 больных. Ну, не уставать же он заявлялся в присутствие, поэтому половину из них, по праву будущего начальника, присвоив себе прерогативы доктора Тернер, он тут же перевёл мне. Разобравшись с пациентами в худшем случае, если кто-то был назначен, минут за 15, остальное рабочее время доктор Штайн посвящал самосовершенствованию: читал русские газеты, книги, журналы, писал по-русски стихи, в основном о своей собаке, и статьи на политические темы.

Все уже знали, что доктор Тернер пригласила доктора Штайна на освобождаемое место. Потому называемые ею "примадоннами, начали устанавливать с новой метлой человеческие отношения. Доктор Штайн слыл большим мастером человеческих отношений, потому вскоре приобрёл в диспансере самую положительную репутацию из всех возможных. Примадонны уже с нетерпением ожидали переезда доктора Штайна в кабинет заведующего. Единодушно сформировалось общее мнение коллектива: "Доктор Штайн - человек, с которым нам будет хорошо".

Потому-то некоторое время спустя, я стал думать, что совершено несправедлив к Кириллу, вижу положение сквозь свои очки завистника и очернителя. И вообще, не моё это дело: кто, сколько времени проводит на работе, чем занимается, сколько больных принимает. Мне следовало решать свои проблемы. А может, он беспрерывно даже в обеденное время, которое нам вроде бы и не положено, пашет?

Как-то в конце рабочего дня, когда всякого начальства уже и след простыл, все ординаторы собрались у меня в кабинете. Доктор Эдуард Пастернак сердито забухтел: "Кирюшка получил корочки мумхе (иврит, специалиста) не для того, чтобы не принимать больных, а наоборот, принимать их ещё больше. У него же полное отсутствие всякого присутствия", - и так-то всегда краснолицый Эдуард покраснел ещё сильнее и пересел поближе к доктору Нисимовой, которая в то время успешно играла роль его любовницы. Ирина возмущённо закивала. Она вообще слыла большой противницей работы, особенно тяжёлой.

-Вона как, ну, это ты размечтался, дружок. Кстати, вспомни, как он их получил, - бросил я, тут же подумав, - Ведь принял уже решение - не лезь не в своё дело, чего опять-то. Когда уж научусь хоть чему-то в той жизни?

По израильскому закону доктор Штайн должен был сдавать экзамены второй ступени на получение звания специалиста, потому что у него не хватало более 4 лет стажа: только 20 лет освобождали врача от экзаменов. Не присваивали звания специалиста даже врачам, которым не доставало нескольких месяцев до срока. Но оказалось, что доктор Сокол до отъезда в Израиль в далёком 1971 году работал в той же больнице, что и доктор Штайн – они даже вроде бы встретились пару раз – Кирилл появлялся там ещё до окончания института в студенческом научном кружке и на дежурствах в отделении медбратом. Обладающий большими связями в коридорах израильской медицинской власти – некоторое время прослужил в Минздраве главным психиатром страны - замглавврача больницы смог неким загадочным образом пробить своему дважды земляку корочки специалиста без экзамена. Когда же кто-то в учёном совете профсоюза врачей обнаружил такой прокол, то уже выданное разрешение доктору Штайну было анулировано. Сдача экзамена не входила в планы доктора Штайна, который и поехал в Израиль, а не в Америку, чтобы не испить чашу сию. Потому он подсобрал денег на адвоката да на "входной билет" и обратился в верховный суд справедливости. Далее произошло некоторое юридическое чудо: суд справедливости восстановил его звание, не смотря на явное нарушение существующего положения при его выдаче. Но на то она и справедливость. Загадочная штучка, однако, или просто, закон он что дышло не только в России.

Ирина Нисимова отличалась выдающейся способностью спихивать всё на других врачей, прежде всего больных. Покачивая красивой головой с идущей ей к лицу причёской, она роняла: "Да, да, да, очень несправедливо. Просто чудовищное свинство". Зная, как я не выношу дыма палёного табака, она достала сигарету и закурила, само собой разумеется, без всякого согласия с моей стороны. Меня злило не то, что Нисимова принимает считанных пациентов, но что она уже успела 5 из них, самых проблематичных, перебросить мне. Уж и не знаю, как она объяснила подобный шаг доктору Тернер, которая только и могла принимать решение о переводе больных от врача к врачу. Молчал лишь доктор Казанский - он ухитрился принимать лишь чуть больше специалиста Штайна, пользуясь тем, что работает лишь на полставки. Когда доктор Тернер как-то с удивлением обнаружила пустоту в дневнике приглашённых Геннадия, он, не моргнув глазом, ответил: "Но ещё очень много просто не записаны". Заведующая никак не среагировала, видимо потому что Казанскому оставалось проработать в её диспансере не больше двух месяцев.

-По большому счёту меня это не волнует. В конце концов, я должен отработать в диспансере всего год, и какая разница, кто будет здесь править. Чёрт с ним, пусть Тернер с ним разбирается, меня больше беспокоит, что она не даёт нам положенной помощи по психотерапии. Без этого экзамен пройти очень трудно, если вообще возможно, - сердито бросил Пастернак .

-Грузинер собачился с ней по этому поводу весь год, что работал у неё, Она ему как бы позволила получить хадраху (руководство, иврит) у Орэлы, а что толку, пользы ни на копейку, - пожал плечами Казанский и встал, показывая свою хорошую фигуру, когда-то созданную интенсивными культуристкими тренировками, и ещё не испорченную окончательно гиподинамией последних лет.

-В принципе, это нарушение правил ординатуры. Если она не может обеспечить нормальный учебный процесс, то не имеет права принимать ординаторов на работу, - совсем зардел Пастернак – так всепгда реагировало его лицо на самое небольшое волнение, сейчас же он заводился всё сильнее и сильнее.

-Кто принимает в этом диспансере больных? Мы. Доктор Штайн, пусть будет земля ей пухом, тоже пахала, но на её ставку никого не возьмут, потому что она оказалась какой-то персональной, и Минздрав её тут же ликвидировал, - передал я, услышанное от Клайна, один из друзей которого работал в министерстве здравоохранения.

-Особенности периферийной больницы, совершенно не приспособленной к самому процессу обучения ординаторов, - с явной насмешкой проговорил Казанский.

-Занёс нас чёрт лысый. Мало того, что попали в такое дерьмо, как Израиль, так ещё в такое дерьмо как эта больница. Дерьмо в дерьме. Заткни Ирочка ушки. Сплошное блядство везде и кругом, - раздражённо говорил Пастернак, всё время обвиняющий себя, что не смог пробиться в Штаты или хотя бы в одну из центральных психиатрических больниц Израиля.

-Да, да, - язвительно кивнул Казанский: он-то уже принял решение "соскочить" (так он всегда говорил) в Австралию, и потому вместо подготовки к экзаменам на звание израильского специалиста по психиатрии, зубрил английский, чтобы пройти экзамен в австралийском посольстве и получить входной билет на этот далёкий материк.

-Кстати, Илья, я тебе очень советую найти больного на годовую психотерапию прямо сейчас, иначе у тебя просто не останется времени, - сказал Пастернак.

-Cспасибо, ты прав, - встал я и продолжил, - Как нас учит доктор Бирман – всё в мире говно, да простит меня Ирина, кроме мочи, потому давайте жить дружно, всех очень сильно любить и потому предлагаю на этой радостной ноте сегодня разойтись оп домам.

На следующий день по дороге на работу я вспоминал, как Лайкин говорил в подпитии: "Осталось так мало времени. Так много надо прочитать, чтобы разобраться хоть перед смертью".

Первыми пришли без очереди Сегаль с матерью, точнее мать привела свою дочь на приём.

-Ирочка, подожди, пожалуйста, - посмотрела госпожа София на свою дочь и та мгновенно выскочила из кабинета.

-Чего она хочет? – раздражённо подумал я, недовольный собой.

-Мы с вами взрослые и культурные люди. Я хочу, чтобы вы, ну, как это лучше сказать, короче, чтобы вы относились к Ирочке лучше, чем к остальным…

-Извините, я отношусь ко всем больным одинаково, - оборвал я мадам Сегаль, обратив внимание на большой пакет в её руках.

-Не сомневаюсь, но возьмите, - она протянула пакет мне.

-Спасибо, не надо, - покраснел я, - У вас, что, лишние деньги?

-Нет, именно поэтому… доктор, вы мне симпатичны с первой минуты. Пожалуйста, это всё для вас, и не для кого другого. Не обижайте нашу семью, - она поставила подарок возле ножек стола, мгновенно достала из сумочки 100 долларов и со скоростью вспышки молнии удивительной для её обильного телосложения, засунула их мне в карман куртки.

-Вот этого уж точно не надо, - достал я зелёную бумажку.

-Нет, нет, вы не обидите меня и всю нашу семью. Это для вас, и только для вас, от самого чистого сердца. Это не взятка, это проявление уважения к вам…

-Чушь какая… Но 100 долларов мне, на самом деле, не помешают, - подумал я и промямлил, - Пожалуйста, почему вы так разбрасываетесь своими деньгами?

-Потому-то и не разбрасываюсь. Если бы вы знали, - слёзы навернулись на глаза женщины, потекли по круглому лицу, - Если бы вы знали. Муж бросил меня с двумя совсем маленькими детьми. Ириночка заболела, а её старший брат, такой умный мальчик, попал в аварию. Как он и выжил-то, но он сейчас хуже Ирочки, и хуже всего, что он не хочет лечиться, хотя ему надо больше, чем Ирочке... Он категорически против и её лечения. Он ненавидит всех психиатров. Я вожу её сюда втайне от него. Особенно он возненавидел психиатров после того, как доктор Нисимова послала этих ужасных санитаров забрать Ирочку в дурдом. Он так ругался матом, если бы вы только слышали…

-Тем более, - сделал я попытку вернуть непонятно за что данные мне деньги, но цепкой и удивительно сильной хваткой женщины моя рука была остановлена, или я не очень-то и хотел с ними расстаться. В конце концов, сама дала, я ничего не просил, даже отказывался.

-Я зову Ирочку, при ней ни о каких деньгах. Это останется только между нами, - улыбнулась мне женщина.

Испытывая противнейшее чувство неправильности поведения, я почти не слышал, что говорила больная, похоже, то же самое.

Но вскоре поток больных заставил меня забыть об утренних подарках. День пролетел. На выходе из диспансера я вновь почувствовал себя препротивно. Моё настроение ещё ухудшилось, когда я увидел, как Пастернак ведёт Нисимову к своей машине. "И на всё ему плевать – на жену, на дочку". Не смотря на характер Ирины - её манипулятивность, эгоцентризм, способность в мгновение сдать, не моргнув глазом, даже курение, как женщина она нравилась мне. Наверное, я просто позавидовал Эдуарду, его умению добиваться своего, практически любой ценой, отстаивать свои интересы. "Может, я его даже ревную", - открыл я дверь машины, чтобы вернуться домой и окунуться в омут семейной жизни, от которого я должен был бы избавиться уже много лет тому назад.

Как всегда жена встретила меня сумрачно и недовольно.

Я даже не знаю, почему мы ссоримся по любому поводу и без оного. Что держит нас вместе, кроме детей? Но разве этого мало?

-Чего ты так задержался? – спросила Лариса.

-Ты же знаешь, на танцах был, разучивали гопак и вальс одновременно, - посмотрел я на часы – куда уж раньше-то.

-С тобой можно хоть о чём-то разговаривать? Всегда издёвки, насмешки. Только ты, все остальные дураки…

-Не совсем так, ещё и дуры, - ввернул я, а Лариса пулей выскочила из комнаты.

-Чего я с ней живу? – думал я, раздеваясь, - Наверное, я и виноват в наших отношениях…

Зазвонил телефон. Заговорил Лайкин: "Ты смотришь телевизор?"

-Нет.

-Теракт в Гиват Менаше на тахана мерказит (центральный автовокзал) – взорвали автобус. Это рядом с диспансером – ты ничего не слышал?

-Арабы меня любят – они не захотели меня пугать и рванули, когда я уже был дома. Короче, любите дети Рабина (премьер-министр), он привёз вам мир с лужайки перед Белым домом. Теперь и сдохнуть есть за что, - включил я телевизор. Мерзопакостная сцена рукопожатия Рабина с Арафатом на фоне президента США Клинтона всплывала и всплывала перед глазами, когда я пытался смотреть новости.

возврат к началу.